— Неужели и правда все твари исчезли? — шепотом спросил он. — Ну кроме тех, что ты видел, да и то снаружи… Не припомню я такого. Всегда в самых темных местах людей опасность поджидала. А сейчас…
— Затишье перед бурей, брат, — хмыкнул наставник. — Да простят меня всеблагие боги, чтоб их, но уж лучше бы на нас нападали демоны, с которыми можно этим справиться, — он умело крутанул цепью, не задев ни потолок, ни пол.
— Типун тебе на язык, брат, — отмахнулся монах и, немного подумав, осенил себя божественным знаком. — Не зови беду, а то отзовется.
Они ещё долго продолжали философскую беседу. Почти до того зала, что предварял проход под Петропавловскую крепость. Первым заходом я хотел покопаться в архиве стражей. Пока они ищут меня наверху, пошуровать внизу.
Я подал знак молчать и в бывшее гнездо демонов мы зашли в тишине. Еврипий, правда, сразу запыхтел, от свежего воздуха не осталось и следа. Такое чувство, что где-то в недрах хлама всё ещё валялись трупы.
Прошли мы зал быстро, хоть и старались не торопиться, ноги сами ускорялись, лишь бы не вдыхать эту вонь.
Тоннель не охраняли. Я позвал Кару, выслушал её негодование и отправил вперед. Мантикора вернулась с докладом, что всё чисто. Новых следов, кроме наших с ней, не было. Вознеся мысленную хвалу раздолбайству стражей, мы с помощью духа проникли в их архив.
— Оооо, — только и сказал Еврипий, увидев стеллажи с коробками.
— Именно, — усмехнулся я в ответ.
Сначала я углубился в помещения, ища другой вход. Анфилада идентичных комнат привела меня к высокой железной двери. Уже на полпути пыль пропала, появились следы того, что место всё таки посещали.
Я оставил Кару подпирать дверь и следить, чтобы никто сюда не заявился без нашего ведома. Кошка поворчала, но послушалась. Гневно сверкнула глазищами и устроилась, свернувшись клубочком.
Чуть ниже её загривка начали отрастать новые крылья. Пока ещё маленькие, они придавали комичности, словно ангелочек, но в черной шкуре и со стальными клыками. Мне хотелось её погладить, но по взгляду понял, момент не тот.
Когда я вернулся, оба монаха уже вовсю рылись в коробке, выставленной по центру свободного пространства. Глеб приладил фонарь к стойке, Еврипий раскладывал прямо на полу пожелтевшие листы.
Я склонил голову и посмотрел на подпись. Вестники. Меня же пока интересовали не пернатые, а те, кто про них прекрасно знал. Так что я пошел по рядам в поисках заветного «стражи».
— Ну кто так документацию ведет, — недовольно звучало за спиной. — Никакого порядка, всё в кучу свалено. Вот! Ну при чём тут заметки какого-то хранителя про способы обнаружения дальних родственников?
— Отложи-ка для меня, — бросил я и улыбнулся: — Есть!
Нужная мне коробка стояла за другой, задвинутая в дальний угол и от времени сильно потемневшая.
На ней было коряво выведено «стражники миров». Что со временем, видимо, превратилось в более коротких «стражей». Тяжелая, она была набита под завязку и перевязана веревкой, которая расползлась у меня в руках.
Аккуратно, боясь что и содержимое рассыпется от малейшего чиха, я поставил её на пол и открыл. Тут тоже не позаботились о порядке, некоторые листы плотно запихнули сбоку, некоторые свернули в трубочку и ею заняли свободное место между книгой в кожаном переплете и деревянной шкатулкой.
Я доставал каждый предмет медленно, раскладывая перед собой и стараясь сразу определить важность. Списки стражей, с именами и рангами, отложил подальше. Вряд ли мне поможет знание как и кого звали столетия назад.
Ворох папок с делами лег поближе. Пролистав парочку, я понял что это расследования нарушений. Сухой канцелярский язык, но может оказаться важным.
А вот над шкатулкой пришлось поломать голову. Запертая и без признаков замка или даже петель, она привлекла моё внимание. Я крутил её в руках так и эдак, нажимал на резные элементы и уже было решил бахнуть об пол, как услышал щелчок.
Часть декора продавилась внутрь, а бокам тут же появились выступы. Отлично, головоломка. Такие игрушки ещё и защитой снабжали, попробуешь взломать силой, внутри треснет ампула с кислотой или что-нибудь подобное.
Я присмотрелся повнимательнее к узору. Много сбивающих с толку деталей, прячущих древние символы. Похожую маскировку я видел в библиотеке у князя Воронецкого.
На продавленной части был символ этого мира. Используемый во многих легальных печатях, он как раз таки являлся довольно известным. Я нашел бездну, эфир, тьму и вестников, раскиданных в случайном порядке по всем сторонам шкатулки.
Не хватало ещё пяти знаков.
С тех сторон, где появились выступы, нашлись знакомые. Бездна слева и эфир справа. Я нажал на них, выступающие части встали обратно. Те, на которые я нажал, погрузились и теперь вылезло сверху.
На крышке я узнал тьму, а второго символа не нашел. Нажал наугад и всё вернулось в исходное состояние. Хм…
Меня охватил азарт и пятый знак удалось вычислить через час. С шестым я возился, чертыхаясь. Повторять раз за разом, дожидаясь пока старый механизм сработает, было невыносимо.
Монахи тоже присоединились, бросив свои бумаги. Символ мира мертвых узнал Глеб, вспомнив что видел такой у культистов. Это помогло неожиданным образом. Потому что когда он рассказал, что оказывается был в каком-то их святилище, я тут же взялся доставать из его головы то, что он там видел.
Сначала он наотрез отказывался делиться воспоминаниями, но кое-как я его уговорил. Поклялся молчать о всех непотребствах, что увижу мельком.
Впрочем ничего неприличного там не нашлось. Наставник сумел достаточно хорошо сосредоточиться на том моменте. Единственное, тогда ему было так скучно, что в памяти появился яркий образ. В качестве успокаивающего нервы хобби монах очень любил… вязать. Об огромном недовязанном пледе Глеб и думал, проходя мимо высокого панно.
Фреска, бесцветный рисунок которой складывался только из размеров камушков, была слабо освещена и разглядеть детали можно было лишь осматривая её долго. Но слава магии, я удержал мутную картинку настолько, сколько получилось.
Символы с панно соединялись с теми, что находились на стенках шкатулки. Вспыхивали перед взором, подсвечивались и крутились. Я почувствовал, что Еврипий тоже взялся за мою голову, помогая.
Башка после этого раскалывалась у всех, но головоломку мы решили.
Последние выступающие детали вернулись на место и крышка с щелчком открылась. Там, на бархатном ложе, лежал жетон. Прямоугольник со скругленными краями, отчеканенный всеми символами, что мы подбирали для вскрытия шкатулки.
Из того самого загадочного сплава, что оружие защитников и некоторые особо острые части моего духа-хранителя.
Узор был сложным, но знак всеблагих, вложенные друг в друга треугольники, угадывались. Вообще жетон был похож на нашивки служителей. Может раньше не скупились и выдавали такие?
Но зачем тогда его было так прятать? Мои руки сами потянулись к нему. Оба монаха, натирающие виски, остановить меня не успели.
Пальцы прикоснулись к металлу, их обожгло, мир вспыхнул ярким светом и пропал.
Глава 12
Выражаясь словами нашего бессарабского богатыря, шибануло меня знатно. Вокруг было сияющее ничто, но пальцы чувствовали обжигающий металл жетона. Странное ощущение и однозначно знакомое. Таким теплом, вроде палящим, но не болезненным, ощущались артефакты из тех, что показывал мне Ларс. По этому теплу он и научил их находить.
Получается, что это не просто старинный знак отличия, но и зачарованная вещица сама по себе. Только вот на что она способна? Хорошо бы на то, чтобы я впредь руки при себе держал…
Из вполне приятного забытья меня вывел мокрый и шершавый язык, старательно облизывающий моё лицо.
Ничего себе глюки. Быть такого не может, что… Лять, надеюсь это мантикора, а не монахи.
Открытие глаз меня утешило. Нет, озадаченные рожи Еврипия и Глеба вокруг меня присутствовали. Но всё таки облизывала меня моя хранительница. Целительный эффект был налицо, причем в прямом смысле.